Случайные записи на пожелтевших листах бумаги. Когда-то давно их написал человек, покинувший степь, чтобы поселиться на берегу океана. Что с ним сейчас, я не знаю. Думаю, что когда-нибудь встречу его.
***
Волшебный батут
Я с подругой стоял у невысокого ограждения и смотрел на детишек, развлекавшихся на детской площадке. Подруга, сцепив руки в замок, тоже глазела на ребятню.
Истязаниям малышей подвергался маленький батут. «Крошечная прыгалка» — назвал я про себя этот миниатюрный тренажёр. Другой батут, несравненно больше, по-королевски расположился в углу развлекательного комплекса.
— Чего они делают? — спросила девушка.
— Прыгают, — ответил я. Правой рукой я разминал шею, которая от долгого глазения на юных спортсменов немного затекла.
— Зачем? — снова спросила она.
Я оглянулся по сторонам. Слева от меня, за барной стойкой, в резиновой лосиной маске работал с коктейлями худощавый паренёк.
— Приятель, — позвал я его. Голова в маске лося повернулась.
— Зачем эти карапузы прыгают?
Бармен помолчал, соображая, что бы такое ответить.
— Да родители оставили их здесь на полчасика. Вон они кофе пьют, — лось кивнул в сторону кофейной.
— Я все поняла, — вдруг сказала девушка. — Это волшебные батуты. Ещё недавно эти дети были взрослыми. Попрыгав на батуте, они снова вернулись в детство. Что скажешь?
Я перестал разминать шею. Идея была стопроцентно дельная. Осталось только проверить её.
— Пошли, — сказал я. Мы перелезли через ограждение и заняли большой батут.
— Готова?
— Да, — ответила девушка.
Мы стали прыгать.
Завидев нас, бармен в маске лося замахал руками.
— Вы должны сперва оплатить! — кричал он.
Но мы ничего уже не слышали. Высоко в небе летали птицы, вокруг шумели высокие деревья, на солнце радостно блестела изумрудная травка.Мы были в детстве.
***
Последняя записка музы клоуну
В помятом костюме, с размазанной на толстых губах и около них помадой, клоун совсем не веселит людей. Ни одного из них.
А клоун бы так хотел. Но не смог бы рассмешить и самого наивного ребёнка, даже если бы захотел.
От клоуна ушла муза. Написала прощальную записку: «Привет. Сегодня меня не будет. И завтра тоже. И никогда больше не будет. Пока».
Прочитав записку, клоун расплылся в дежурной улыбке. Смял в руке записку. Попробовал пустить слезу, но не смог.
Тогда он подошёл к заветному шкафчику на кухне, запустил не глядя руку в укромный уголок и нашёл то, что искал. Вынул пробку, наполнил стакан. Безалкогольное пиво. Оно способно взбодрить, когда в этом есть нужда.
«Буду жить без музы», — сказал клоун.
***
Серебро текста
К тексту нужно подходить придирчиво и осторожно. Текст — это ограничение личности. Текст заставляет автора придерживаться правил и норм литературного языка. (Впрочем, говорят, в нынешнее постмодернисткое время с текстом можно, и даже нужно, глупить направо и налево.) Но развитие невозможно без ограничений. Нет языковых ограничений — нет развития автора. Эпоха накладывает свои ограничения. «Не разбавляй текст водой, не смейся надо мной, дай мне информации. Свободен», — говорит читатель автору. Может быть, он и прав.
***
Осень
Начало зимы — хорошее время, чтобы вспомнить минувшие осенние дни.
Сказать Осени слова благодарности: «Осень, я так рад, что ты была у меня. Каждый день ты дарила мне свои чудные жёлтые листочки; каждый день я наслаждался твоим упоительным, напоенным влагой сумрачных небес, воздухом; каждый день я волновался твоим дождливым волнением и радовался твоей потусторонней радостью.»
Вот что я скажу тебе, Осень, смиренно опустившись перед тобой на колени.
Ведь я горд, ужасно горд. Ты дарила мне ощущение волшебства, которое было более высоким и утонченным, чем моё собственное волшебство, походившее, скорее, на неуместные ужимки и трюки. И моя гордыня тогда сходила на нет.
И ещё я тебе скажу, Осень: «Не уходи, Осень. Смогу ли я сохранить в себе высокие чувства, если ты покинешь меня? Всё время, пока я общался с тобой, я был на вершине блаженства. Ты утешала меня, дарила покой и умиротворение; гадала по моей руке дождевыми каплями, отыскивая на ней узоры желанных событий и неотвратимых перемен; рассказывала необыкновенные истории, над которыми мы вместе смеялись. Пусть льют дожди, Осень. Только не уходи.»
Будь со мной. Осень, Осень, Осень…
***
Любование красотой
Нет ничего проще, чем восторгаться красивыми пейзажами, запоем читать талантливого автора или млеть от непревзойдённого исполнения «Четырёх времен года» Антонио Вивальди молодой скрипачкой. Красота на пути к сердцу человека не встречает никаких препятствий. А если и встречает, то это только иллюзорные страхи и воображаемые фобии самого человека.
Красота — это необъяснимая вещь. Красота — это самая большая загадка этого мира, покров истины, который только едва-едва маячит в поле зрения человека-творца, но никогда не открывается перед ним в полной мере. Да и невозможно представить, что красота могла бы открыться в «полной мере» — это самое невероятное из того, что только можно вообразить.
И тем не менее красота — это самая обычная и прозаичная вещь, встречающаяся на каждом шагу. Блики солнца на поверхности озера, полёт птицы далеко в небе, дрожь деревьев под порывами осеннего ветра — всё это дарится человеку изо дня в день кем-то — или чем-то — таинственным и очень могущественным.
***
Лавизм — интересное направление в живописи
Широкие мазки, сочные краски, свобода в движении кисти. Картины получаются такие яркие и притягательные, что вызывают чувство голода на физиологическом уровне. Хочется приблизится к нарисованным на холсте образам, провести рукой по упругим красочным бугоркам смешанных красок, выплеснутых на холст творческой волей художника, как выталкивается на поверхность планеты лава непокорными подземными духами.
Художник-лавист отображает в картинах ветер, леса, цветы, травы, небо, солнце, людей. Все краски, все мазки славят жизнь и радость жизни.
Данное направление в современном искусстве мало знакомо широкой публике. Но каким бы малоизвестным оно ни было, если художник творит от сердца, он всегда найдёт поклонников своего творчества.
20 лет прошло, а толку нет
Я остановился рядом с дорожным рабочим, чистившим обочину дороги от грязи и, глядя на его молодое лицо, спросил:
“Вам сколько лет?”
Рабочий отвлёкся от лопаты и ответил:
“Тридцать восемь”.
“Ужас”, – подумал я. Теперь мне стали видны седые волосы в его шевелюре, выбивавшейся из-под каски. “Нет, это конкретно ужас. То есть конкретный”, – бегло промелькнула мысль у меня. – “А лицо-то молодое”. Я внимательней всмотрелся – и увидел сеть морщинок под глазами. – “Да, тридцать восемь лет можно дать, но с трудом”.
“Вы молодо выглядите”, – сказал я.
Рабочий перестал лязгать лопатой по асфальту и мрачно уставился на меня.”Видишь лопату?” – спросил он.
Я кивнул.
“Меня мутит от таких фраз про “молодо выглядите”. Я тебя сейчас реально могу зафигачить, если не заткнёшься”.
Я примиряюще поднял руку: “Спокойно, брат, я не хотел обидеть. Но почему ты работаешь здесь, в этой помойке?”
Он взглянул на меня молодыми глазами. “Наверно, толку от меня нет больше нигде”, – ответил рабочий.
По пути домой я вспоминал эту странную ситуацию: “Времени нет. Нет времени ни на что: ни на рост, ни на увядание, ни на расцвет. Либо ты живешь сейчас, либо нет. Вот и всё”.
Косточки и булыжник
Шёл седьмой месяц режима повышенной готовности, самоизоляции и пустотных бурь в головах граждан. Я же шёл по проспекту и случайно заметил человека, усевшегося прямо на бордюре проезжей части второстепенной дороги. Человек небольшим булыжником раскалывал то ли вишневые, то ли черешневые косточки. Мда… Какой смысл потрошить сердца черешни? Меня пугало это необычное зрелище.
Я подошёл к нему и спросил:
“Добрый день. Чем вы занимаетесь?”
Человек вздрогнул от звука моего голоса, посмотрел мне в глаза, но ничего не ответил, продолжая доставать из мешочка косточки и раскалывая их камнем.
“Можно мне тоже?” – неожиданно для самого себя спросил я его.
На этот раз он вздрогнул ещё сильнее.
“Разве вы хотите участвовать в смертоубийстве?” – спросил он меня волнительно, точно осуждая меня.
“В смысле? Каком смертоубийстве?”
“Когда я раскалываю косточку, в мире умирает один человек. Такой порядок, такие взаимосвязи, – назидательным тоном, как для первоклашки, сказал человек. – Вот мне и удивительно, что вы хотите заниматься убийством живых существ”.
Я остолбенело уставился на человека. Похоже, я разговаривал с психом.
“Вы уверены, что есть взаимосвязь между дроблением косточек и смертью кого бы то ни было?” – спросил я.
“Конечно, уверен. Каждую секунду в мире умирает несколько человек. Когда я готовлюсь расколоть косточку, я загадываю, сколько бы человек я хотел отправить в мир иной. Иногда я решаю – “сейчас умрут три человека”. А иногда – “25 человек”.
Холодок пробежал у меня по спине.
“А сколько вы сейчас загадали?” – спросил я.
“Вот я и размышляю… Вы отвлекли меня от работы глупыми расспросами, и мне нужно ускоряться. Пожалуй, 129 человек зажились на этой планете”. – Человек достал очередную косточку и ловко расколол её в труху.
“Послушайте! – эмоционально заговорил он. – Раз вы подошли ко мне и отвлекли меня, не окажете ли услугу? Мне нужно сходить за косточками. Недалеко я спрятал рюкзак с запасом косточек. Я хочу оставить свой камень, которым дроблю косточки, здесь. Присмотрите за ним, пожалуйста, пока я не вернусь. Вы не против?”
“Вы же можете взять этот камень с собой, кому он понадобится?” – сказал я, улыбаясь. Но, честно говоря, я не испытывал желания помогать ему.
“Ну, пожалуйста. Я вас очень прошу!” – умоляюще сказал уничтожитель косточек.
Я подумал: “Хм, что я теряю, соглашаясь проваландаться здесь пять минут, ожидая этого парня и карауля его орудие труда (или убийства)?”
“Ладно, я посторожу здесь, пока вас не будет”, – снисходительно сказал я.
Человек радостно передал мне камень и отправился пополнять запасы. Я рассматривал булыжник, поворачивая в разные стороны. Он был очень гладкий, словно сотни рук в течение тысячелетий полировали его изо дня в день. Прошло пять минут, десять. Я присел на бордюр, без какой-либо мысли взял в руки одну из косточек, рассыпанных по земле, и раздробил её. “Это была одна”. Разбил ещё одну косточку. “А это были десять жизней”. Постепенно я втянулся в процесс. Мне понравилось.
Папа, малыш и саранча в Африке
Молодой парень лет 24-х с тележкой и маленьким мальчиком ходил по магазину, закупая товары по списку. Список подготовила жена, оставшаяся в квартире для дел по дому. Мальчику было шесть лет. Он чувствовал себя неуютно в большом магазине, но огонёк в глазах выдавал интерес к происходящему вокруг. Пока папа складывал в мешочки морковь, лук и картофель, малыш подбежал к ящикам с грушами и яблоками.
“Папа, купи вот это тоже!” – попросил мальчик, показывая рукой на ящик с грушами.
Папа посмотрел на груши, на ценник сверху, сморщил лоб. Потом опустился перед сыном на корточки, чтобы его глаза были на одном уровне с глазами сына, и ласково спросил ребёнка:
“Яшенька, ты серьёзно хочешь груши по 199 рублей за килограмм? Я тебя правильно понял?”
Яшенька кивнул и попытался робко улыбнуться. Но отец не оценил эту попытку. Он помахал перед глазами сына списком:
“Видишь этот список? Здесь нет груш. Как и чёрной икры, шоколадной пасты и кучи других абсолютно бесполезных для выживания и безумно дорогих товаров”.
Отец аккуратно сложил листочек и убрал в задний карман брюк.
“Сейчас не то время, чтобы предаваться дорогим удовольствиям, малыш”.
Когда папа хотел донести до сына важную для него идею, он обращался к нему просто “малыш”.
“Дело не в отсутствии денег, не в моём настроении и даже не в коронавирусе. Всё гораздо тревожнее, малыш. Человечество стоит на пороге величайших вызовов и и преобразований. Саранча выкашивает Африку, негры сворачивают голову расизма в Америке, Россия готовится к величайшему прорыву XXI века. И твои груши в этом списке вызовов могут вызвать только гомерический хохот. Ты же не хочешь, чтобы над тобой смеялись, малыш?” – спросил отец Яшу.
Яша со слезами на глазах отрицательно замотал головой. Папа салфеткой промокнул глаза мальчику, похлопал по спине.
“Пойми секрет великих людей, малыш: они становились великими не потому, что были любителями груш, но потому, что ограничивали свои желания и правильно выстраивали приоритеты. Что ты выберешь, когда станешь взрослым: жить бесцельно с бокалом мартини в руке – или идти к великой цели, не отвлекаясь на груши, яблоки и прочий вздор?”
“Идти к великой цели”, – тихо сказал Яша.
“Мой малыш!” – отец поцеловал ребёнка в лоб. – “Я тебя подготовлю к великой жизни! А груши подождут. Ну, пойдём”.