Стихотворение Владислава Ходасевича “Обезьяна” – одно из самых сильных произведений русской поэзии. Оно великолепно раскрывает тему просветления.
“Обезьяна”
Была жара. Леса горели. Нудно
Тянулось время. На соседней даче
Кричал петух. Я вышел за калитку.
Там, прислонясь к забору, на скамейке
Дремал бродячий серб, худой и черный.
Серебряный тяжелый крест висел
На груди полуголой. Капли пота
По ней катились. Выше, на заборе,
Сидела обезьяна в красной юбке
И пыльные листы сирени
Жевала жадно. Кожаный ошейник,
Оттянутый назад тяжелой цепью,
Давил ей горло. Серб, меня заслышав,
Очнулся, вытер пот и попросил, чтоб дал я
Воды ему. Но, чуть ее пригубив,-
Не холодна ли,- блюдце на скамейку
Поставил он, и тотчас обезьяна,
Макая пальцы в воду, ухватила
Двумя руками блюдце.
Она пила, на четвереньках стоя,
Локтями опираясь на скамью.
Досок почти касался подбородок,
Над теменем лысеющим спина
Высоко выгибалась. Так, должно быть,
Стоял когда-то Дарий, припадая
К дорожной луже, в день, когда бежал он
Пред мощною фалангой Александра.
Всю воду выпив, обезьяна блюдце
Долой смахнула со скамьи, привстала
И — этот миг забуду ли когда? —
Мне черную, мозолистую руку,
Еще прохладную от влаги, протянула…
Я руки жал красавицам, поэтам,
Вождям народа — ни одна рука
Такого благородства очертаний
Не заключала! Ни одна рука
Моей руки так братски не коснулась!
И, видит Бог, никто в мои глаза
Не заглянул так мудро и глубоко,
Воистину — до дна души моей.
Глубокой древности сладчайшие преданья
Тот нищий зверь мне в сердце оживил,
И в этот миг мне жизнь явилась полной,
И мнилось — хор светил и волн морских,
Ветров и сфер мне музыкой органной
Ворвался в уши, загремел, как прежде,
В иные, незапамятные дни.
И серб ушел, постукивая в бубен.
Присев ему на левое плечо,
Покачивалась мерно обезьяна,
Как на слоне индийский магараджа.
Огромное малиновое солнце,
Лишенное лучей,
В опаловом дыму висело. Изливался
Безгромный зной на чахлую пшеницу.
В тот день была объявлена война.
Если вы читали различных мастеров, рассказывающих о духовном преобразовании, то знаете, что почти все они указывают на невозможность человеческого языка вполне раскрыть идею просветления. Это и не мудрено. Наш язык заточен под ум, который решает логические задачи. При просветлении ум отходит на второй план – соответственно, и обычными словами вполне объяснить просветление невозможно.
И всё-таки в сфере словесности есть особые мастера, которые способны очень точно описывать высокие истины. Эти мастера – поэты. Тонкая душевная организация поэтического человека (слишком замаранное шутками выражение, но в данной заметке оно уместно) способна уловить музыку небесных сфер.
И в стихотворении “Обезьяна” мелодия просветления слышна. Она гремит.
Первые строки описывают обыденное состояние человека. Внутри него нудно, скучно, неинтересно. Душевный мир героя расколот: где-то кричит петух, где-то горят леса. Стиль первых строк – короткие, резко обрывающиеся фразы. Мир расколот внутри главного героя, мир разъединён и вовне.
Утолив жажду обезьяны и пожав ей руку, герой точно бы совершает прыжок из серой повседневности в настоящую Жизнь, живую реальность. Его сознание сонастраивается с божественными сферами, из которых изливается жизнь и истина. Его сердце буквально ожило:
“Глубокой древности сладчайшие преданья
Тот нищий зверь мне в сердце оживил,
И в этот миг мне жизнь явилась полной,
И мнилось – хор светил и волн морских,
Ветров и сфер мне музыкой органной
Ворвался в уши, загремел, как прежде,
В иные, незапамятные дни”.
Образ обезьяны – это загнанная общественными стереотипами и личными психотравмами утончённая натура человека, его истинная природа. Годами и десятилетиями душа сидит в ошейнике, на привязи, в тюрьме ума. Вместо того, чтобы быть другом и помощником душе, ум стал жестоким тюремщиком. В итоге этого неестественного состояния внутри человека разворачивается конфликт.
Как отражение этого конфликта – горят леса, идут войны, “безгромный зной изливается на чахлую пшеницу”. Само существование человека в опасности, если даже еда – “чахлая пшеница” – почти погибает под лучами беспощадного солнца.
Произведение Ходасевича ярко, выпукло показывает, как внутреннее состояние человека отражается во внешнем мире. Если внутри война, хаос и разлад, то и вовне – также война, хаос и разлад.
Интересно, что тема войны проскальзывает дважды – сначала про Дария (война Александра Великого против персидского царя Дария более двух тысяч лет назад), затем в последней строчке, про начало некой войны.
Просветление – это глубокая древность и далёкое будущее в одном миге (“глубокой древности сладчайшие преданья/Тот нищий зверь мне в сердце оживил,/И в этот миг мне жизнь явилась полной…”).
Просветление – это полнота жизни, всеохватное и всё чувствующее сердце.
Примечательно, что эта живая реальность, полнота жизни не только врывается в сознание главного героя стихотворения, но также и “припоминается” ему: “ворвался в уши, загремел, как прежде, в иные, незапамятные дни”.
“Незапамятные дни” – вероятно, имеется ввиду счастливое детство героя, когда ум только созревал, взрослел и ещё не держал в руках кнут для сердца. В эти чудесные “незапамятные дни” сердце ещё было свободным, не имея над собой господина в виде ума.
То есть главный герой произведения уже знаком с настоящей реальностью, ему необходимо лишь “припомнить” её, осознать.
Чтобы вновь ожить, человеку не нужно идти войной ни на ум, ни на что-либо другое. Нужно жить в “этот миг полной жизнью” – всего-то.
Так и всем нам – не нужно воевать ни с собой, ни с другими. Лишь вспомнить, что мы и мир – это одно целое. Когда это “воспоминание” утвердится в нас не как сухая концепция, но как непреложный факт, основа для войны исчезнет.
